* * *

Когда встаёт стальная дверь
Между тобой и вольным миром
И клеть становится квартирой, –
Сталь не грызи как дикий зверь.
Три заповеди жизни сирой
Запомни впредь, узнав теперь:
Не бойся, не проси, не верь.
Не бойся! Не проси! Не верь!

Когда считать возьмёшься дни,
Старайся сохранять спокойствие,
И не теряй своё достоинство,
И твёрдость духа сохрани.
Не злись, не кайся, не стони,
О мелочах не беспокойся,
И – не проси, не верь, не бойся.
Не проси! Не верь! Не бойся!

Для всех невольников Руси
(А не «для всех», то «для не только»),
Для психов (их Христос спаси!),
Воров, иль алкоголиков –
Чтобы запомнилось легко –
Ещё раз вслух произнеси:
Не верь! Не бойся! Не проси!
Не верь. Не бойся. Не проси.

1990

Баллада о белом вороне

«Свинство начинается со стандарта».
[М.Л.Анчаров]

В семье ворон, в среде вполне приличной,
Из белого яйца, на белый свет
Явился как-то птенчик – необычный:
Был - не как должно - в белый пух одет.

В стае ворон если рождён,
То – должен серым быть тоже,
А не серо если перо –
Быть как другие не сможешь.

Кто виноват, что он родился белым?
Судьба. И так злодейкой суждено –
Что, как бы он ни жил и что б ни делал –
На нём с рожденья "белое пятно".

Как ни жесток к серым злой Рок,
Белым рождается каждый,
Но у него много чего,
Чтоб ты споткнулся однажды.

Мать вскоре умерла, и два крыла исчезли,
Которые спасали от невзгод.
Не сладко малышу, один остался если,
Пусть даже сам уж на крыло встаёт.

Будь ты не сер, рыж, например,
Будь некрасивым, пусть – хилым, –
Маме своей станешь скорей
Самым любимым и милым.

Как бедный воронёнок горько плакал,
Когда папаша, веселя народ,
Ткнув в белый бок четырехпалой лапой,
Кричал: «В кого же ты такой ур-род?!»

Вечно тому быть одному –
Если окрашен иначе.
Пусто в груди, если - один…
Слышите – белые плачут?

Дитём куриным звал, болотной чайкой,
Совой полярной даже – иногда…
«А ну-ка, лебедь белый, полетай-ка!» –
И… вылетал детёныш из гнезда.

Слышится стон белых ворон.
Где им, беднягам, гнездится?
Но – рождены, значит – нужны
Эти печальные птицы.

От сверстников он прятаться старался
(Ведь зла от них немало испытал),
И сверстниц (правда, меньше) опасался,
За три гнездовья прочих облетал.

Тяжко тебе, если ты бел,
Спорить с нелёгкой судьбою.
И – никого, ни одного –
Кто б подружился с тобою.

Но всё сильней юнца тянуло в стаю –
Тут ничего не мог поделать он.
За то лишь, что его не прогоняют,
Птенец наивный, он – прощал ворон.

Сотнями мер каждый, кто сер,
Белую птицу обидит.
Но не она плакать должна –
Те, кто её ненавидят.

Его дразнили «белою вороной»,
На что не мог он веско возразить.
Он добр был, и хотел творить добро он;
И не хотел, не мог недобрым быть.

Серость сильна, если она
Стаей всей – на единицу…
Будьте – молю! Я вас люблю,
Смелые белые птицы.

Его могли толкнуть, ударить, клюнуть,
Обкаркать, обозвать врагом иль вором,
А он в ответ: за что? ведь вас люблю, мол.
И – да, любил. И – вновь прощал их ворон.

Перья белы – шансы малы
Жить, как другие, поймите.
Серые дни скрасят они –
Белых ворон берегите!

Каркуши глупые, мукой испачкав перья,
Насмешливо ему кричали хором:
«Тебе, эй, «лебедь», нравлюсь ли теперь я?»
Но им лишь улыбался грустно ворон.

Там, где бело, зависть и зло
Испокон не обитают.
Не помелом – белым крылом
Сор из души выметают.

И каркуны шутили беспрестанно,
Пытаясь, но напрасно, «завести».
Прощал и этих белый, как ни странно;
Поздней, мудрея, стал он сам шутить.

Как вы могли, дети Земли,
Против него ополчится?!
Не виноват бедный ваш брат
В том, что он – белая птица.

Поскольку был он серым, а не белым,
Никто к нему симпатий не питал.
Но быть таким, как все, и не хотел он,
И даже – по-особому летал.

В серой толпе белому петь –
Значит, усиливать злобу.
Это же смех – чтоб как у всех,
Все – как один – были чтобы.

Но прогонять его не торопились,
Ведь белый есть не в каждой серой стае:
Представьте, этим иногда гордились…
«Пока,– ворчали, – пусть живёт, летает».

Белых ворон не миллион –
Может быть, лишь единицы.
В серости дней нет их нужней…
Слава вам, странные птицы!

Когда в разведку стая собиралась,
Ему летать никто не запрещал.
Не бесполезен был, как оказалось, –
Он на себя вниманье обращал.

Только ль урон нам от ворон? –
Хоть иногда размышляйте.
Птица – мишень – в пасмурный день…
Белая, но – не стреляйте!

Он постепенно стал умнее многих,
О смелости уже не говоря…
А в мыслях серых, серых и убогих,
Туман и злоба с завистью царят.

«Как он посмел, если он бел,
Стать выше всех в серой стае!..»
Знает любой: спорить с судьбой –
Это затея пустая.

Проходит время – крепнет недовольство.
Еще бы – так он всех заткнет за пояс…
«Не место голубку в вороньем войске!» –
Кричат одни, спиной других прикроясь.

Там, где уют, не признают
«Белых ворон» превосходство.
Как и толпа, серость – слепа,
И – процветает уродство.

Известна серых логика простая:
Раз этот тип никак не посереет,
Настало время гнать его из стаи –
Отвергнуть, и – тем лучше, чем скорее.

Серые злы, наглы, подлы –
Белой от них не отбиться.
Даже ослы, если белы,
Счастливы больше, чем птицы.

«Что? Посереть? Уж лучше – кошке в зубы,
Уж лучше жить без перьев и без крыл?
Ну хоть у одного, ну хоть слезу бы!..
Нет. Значит – клан меня приговорил?»

Каждый из нас хочет подчас
Сделаться белою птицей.
Но лишь кто смел – стал, кем хотел,
То есть из всех – единицы.

«Мне – быть как все… Да я умру скорее!
Пришла пора. Что ж – так и будет пусть.
Уйду от вас на утренней заре я.
И… никогда обратно не вернусь».

Чтобы ушло серое зло,
С белыми рядом держитесь.
Тот, кто не прочь, чтобы помочь,
Слышите, поторопитесь!

Простил и это стае мудрый ворон:
«Несправедливы вы, да Беркут с вами!..»
Взглянул на мир, где жил, страдал в котором…
Последнее «прощайте», взмах крыльями…

Если – другой, станешь – изгой…
Слава воронам, что – белы.
Жаль, что они вечно одни,
И – в большинстве – не у дела…

Отверженный, он, как утенок гадкий,
Стал жить один. Еще белее стал…
Но в жизни одному, увы, не сладко –
Он жил недолго, а потом… устал.

Как ни буянь, серая дрянь,
Смерть ничего не итожит.
Воля богов: душу его –
Белую – не уничтожить.

Гораздо раньше стая разлетелась:
Исчезнув, ворон разобщил ворон –
Легко клевать толпой не серых телом,
Но – если есть в толпе такой, как он.

Серость – как мгла. Где же от зла
«Белой вороне» укрыться?
Лишь умерев в черной дыре,
Может прославиться птица.

И средь людей есть «белые вороны»,
Но их все меньше, меньше с каждым днем.
Чтоб – после смерти – с маршем похоронным
Вас не забыли, – помните… о Нём.

Белых ворон на миллион
Считанные единицы.
Пусть я смешон, низкий поклон –
Вам, благородные птицы.

17-19.05.1990

Я люблю её – жизнь

(memento mori)

1
Когда представлю: небо голубое…
И с неба – ангел… то есть в Рай вести…
Спрошу себя: что взять хочу с собою –
Того, что там, пожалуй, не найти?

Да всё! – вот землю эту, это небо,
И шелест трав, и громыханье гроз,
Закатов краски, вкус воды и хлеба,
И ароматы яблок, хвои, роз,

Звенящий шёпот летней звёздной ночи,
Хруст вешних льдин, подобных хрусталю,
Листвы осенней жар, и нежность почек,
И детский лепет: «Я тибя юбью»…

Возьму мечты реальные, и грёзы.
Рукопожатья крепкие друзей.
Дожди грибные, русские морозы.
И – смех и плач счастливых матерей…

Огни костров, и метеора росчерк,
Алмазный блеск снегов, и лунный свет,
Возлюбленных загадочные очи… –
Найду ли - там, где этой жизни нет?

Увижу ль вновь, вверяя тело тлению,
Величье гор, пустынь, где ветер сух,
Творенья человеческого гения,
Пух инея, иль тополиный пух?

Услышу ль снова журавлиный клёкот,
И в рощах майских трели соловьёв,
И океанских волн могучий рокот,
Стук сердца, иль журчание ручьёв?

Как обойтись мне без рябин, иль клёнов,
Без утренней росы, без облаков,
Без зорь туманных, без лугов зелёных,
Без живописи, музыки, стихов?

А как расстаться с миром мифов, сказок,
Иль даже – с тем необходимым злом,
Которое поможет, пусть не сразу,
Под нужным на добро смотреть углом?!

Смогу ль забыть крест над могилой деда,
Тепло печи, и радугу-дугу,
Сверканье спиц колёс велосипеда,
Иль мокрый след реки на берегу?..

Под черепком толкутся мошки-мысли,
Мешая осознанью бытия…
Не хватит жизни – чтобы перечислить
Всё то, в чём смысл жизни вижу я.

Уверен: там и снов земных не видят,
Хоть пусть в Раю – не сны они, а явь…

Нет, я скажу пернатому: «Изыди!
Оставь мне – всё! И – здесь меня оставь».

18.02.1991; 1993

2
Исчезнет ангел, недоумевая…
Я улыбаюсь: жизнь как жизнь течёт…
Но свято место пусто не бывает –
Из чрева Преисподней лезет чёрт.

Когда представлю: Ад передо мною…
Что мне – туда, за чёртом вслед, ползти…
Спрошу себя: что взять с собой – земное,
Чего – там, в архигрешном, не найти?

       [Логично напрашивающееся перечисление былых и нынешних ужасов,
творившихся и творящихся на планете Земля, - едва ли разумно…
По крайней мере, с точки зрения автора. То есть…]

…Земля порой кошмарней, и намного,
Чем Ад – с кругами, сколько их ни есть…

Я так скажу: «Ступай, рогатый, с богом! –
В свой тёплый Рай! Меня оставив – здесь».

27.07.1998

* * *

[небольшой рифмованный кусочек
 из сочинения прозаического]

– Не уходи, не уходи! Не у-хо-ди-и!!!
Я не смогу жить без тебя… как жил!
В сердце моём, моём – моём! –
рана в твоей груди…
Что я ещё сделать могу – скажи!

– Встреча с тобой – словно поймать звезду…
Нам никогда… встретиться вновь – нельзя…
В Бездну гляжу… и ухожу, скользя…
Нет, улыбнись – я… не теперь уйду.

– Ты для меня – жаркий костёр в ночи!
Душу пленив, сердце моё – бери!
Рядом с тобой – только! только! только! –
оно стучит…
В Бездну – не смей!! Ты… на меня смотри.

– Я поняла: ты – тот, кого ждала,
Тот, кто искал меня, но… не мог найти…
Правда… немного поздно я поняла…
Только нашёл – вновь потерял… Прости.

– Нет, не уёдёшь! БОЖЕ, не смей! – прошу:
Сам не сумел, мне уберечь не дал!…
Я – не хочу!! Я!… Это ж я, я, я! –
я-а!!!… я – грешу…
Это моя!! вина! И моя… беда…

27.09.1994

Незримый бой смертельно раненого смертного со смертью своей, или
Диалог на грани фантастики

Она: – Привет, дорогой, узнаёшь ли меня?
 Ты славненько пожил – довольно!
 Судьба. На неё бесполезно пенять…
 Да ты не бледней! Я не больно…

Он: – Ну что ж, не-здравствуй, старая карга!
Ступай обратно – где досель носило…
Назло тебе – не сдохну… ни фига…
Я жизнь люблю. А, губку прикусила!..

Она: – Почти уже труп, а поёт про любовь…
 Люби! И… вытягивай шею:
 Головку твою – при раскладе любом –
 Снесу. Как я это умею.

Он: – Не рано ли, костлявая ты тля.
Срок, Жизнью мне дарованный, скостила?..
Вот что – иди ты в… в общем, костыляй!..
Кровь… есть ещё во мне… и не остыла.

Она: – Хамишь, человечек, а только, небось,
 В штанах уже сырости реки?
 Дрожишь тут за жизнь свою жалкую. Брось!
 Ты – мой! От «сейчас» и – навеки.

Он: – Ну – нет! Прости-прощай и… не зуди!
А косу… в ножны – зря махать зачем здесь…
С живыми драться – не с руки, поди,
А я – живой! Гляди, заеду в челюсть…

Она: – Чирикай, чирикай… Твой бред – он предмой.
 Для шеи твоей… штука эта.
 Напрасно старушка ждёт сына домой –
 С дурацким последним приветом.

Он: – Напрасно – да, старушка! Точно так!
Считай, зазря литовочку вострила…
И хоть заждись – не выждешь ни черта!
Не заберёшь – того, что не дарила.

Она: – Тебе, я гляжу,– правда – хочется жить…
 Однако ж, кто хочет – не может!
 А я, я – полмира! могу!! искрошить!
 Тебя, разумеется, тоже…

Он: – Полмира?.. Что ж – охотно соглашусь:
Тебе дай волю – целиком скосила б…
Мир от тебя избавить – не решусь.
Но вот отдать себя тебе – не в силах.

Она: – Мне даже забавно, как пыжишься ты,
 Цепляясь за Жизни ладошку:
 Смешны твои хлопоты, червь, и пусты;
 Смотреть на них… попросту тошно.

Он: – Меня тошнит от хвастовства и лжи:
Язык змеи и чешешь – как змея…
Я – жив. Слышь, жил, живу и буду жив,
А жизнь – сдаётся мне – есть смерть твоя.

Она: – …на этот раз ТЫ был сильнее меня,
 Но помни: назначена встреча;
 Пускай не сегодня и пусть не на днях…
 Мой – будешь! Поскольку – не вечер!

19.12.1994 (99)